Гниль в лабиринте

Это написалось совсем недавно, само собой.
И блять пошло оно нахуй из моей головы.

But I'm a creep, I'm a weirdo
What the hell am I doing here?
I don't belong here

Ее тошнит от слов.

Слова зарываются в горло, как пепел в землю, встают плотным комом, который мешает жить и дышать и, кажется, ничто в мире не может перебить этот ком — ни вода, ни два пальца в рот, почти достающие до него, но находящие лишь язычок. Она знает — это все слова, слова, их так много, и они пусты, как чистый белый цвет.

Те, кто пал и те, кто выжил — одинаково никчемны, лишь тени себя прежних, бродящие по закоулкам памяти или избегающие их; они повесили на участки проклятого лабиринта таблички «не входить», но двери открываются сами, двери шепчут снова и снова, и ноги приводят их к одному и тому же итогу; она ходит по лабиринту из собственных теней с дрожащим комком пустых слов в горле, и ей хочется смыть все это — все воспоминания, все чувства, себя, растереть в серую пыль, отчистить до первозданной чистоты, наполнить заново, но эти вещи не в ее власти, и порой от осознания этого хочется лишь утопиться из отвращения к самой себе: к оболочке тошноты, к нестабильной форме упадка.

Лабиринт меняет направление и задает новое ее шагам.

Пожалуй, будь у нее перебиты ноги, она бы и то ползла, оставляя за собой кровавые полосы, ведомая желанием найти в этом дерьме хоть что-то нужное, хоть что-то, что не оставит ее в новой жизни, что поможет — проклятье, она хоть жила эти годы или нет, чтобы накопить это?!

Но как и у любого идиота, копящего в сундуках золотые руна, и чешуи драконов, и яблоки гесперид, у нее получается найти в давно запрятанной в глубине лабиринта сокровищнице только гниль, распадающуюся на трупных червей, миазмы и то мерзкое ощущение под пальцами, когда касаешься протухшей плоти своих идеалов и веры, ожидая — и страшась — момента, когда она лопнет, и все содержимое вывалится наружу с чавкающим звуком, явив себя тебе во всем откровении бессмысленности и выдохшейся злобы; так любой яд со временем превращается в прах.

И обернувшись на зеркало в это мгновение, она увидит лишь то, что оно должно было отражать всегда.

Пустоту, зачем-то принявшую облик.
_________________________________________________

@настроение: о моя скорбь

@темы: грезящая

---

Чужие лица

Этого не должно было быть

На самом деле это действительно то, чего не должно было быть, но вот оно здесь.
И я не знаю, что мне сказать об этом

I look the same
But I'm not fine
The Master of my own disguise
If you knew the truth you'd probably hate me

За двадцать два года она должна была накопить что-то - мысли, опыт, знания, деньги, что угодно, что помогало бы ей сейчас; но вместо всего этого она чувствует только невосполнимую, черную пустоту, зев бездны под своими ногами, от которой не уйти и не спрятаться. Она должна была за двадцать два года сковать себе оружие, она должна была научиться сражаться - но, оглядываясь назад, она даже не уверена, что все это время была одним и тем же человеком.

Она видит разных людей.

Она видит чужих.

И от осознания того факта, что все это когда-то было ею, ходило ее ногами, дышало ее носом и говорило ее ртом, ей становится болезненно мерзко. Она хотела бы изрезать себя хотя бы для того, чтобы вылезти из своей кожи и найти какую-то другую - без тех ужасов, которые преследуют ее, стоит лишь на миг оказаться в тишине, темноте и одиночестве.

Она лжет.

Или пытается лгать.

Все должно быть в порядке с ней, она обязана быть в порядке, она не имеет никакого права на ошибку, не имела раньше и тем более не имеет сейчас; но ошибки жрут ее заживо, ошибки, которая она совершает, не переставая - и это заставляет ее желать смерти или забвения больше, чем чего бы то ни было.

Бессилие будто сковывает ее по рукам и ногам, и мир вокруг - страшен и темен, и полон ужасов; она должна была научиться видеть хотя бы что-то за двадцать два года, но люди вокруг ушли так далеко и так быстро, что она хочет лишь остаться в темноте, в которой всегда оказывается - это тень тех, кто лучше, тень тех, кто быстрее, тень тех, кто всегда был достоин большего и кто всегда был лучшей ее версией.

Это тень, в которую прячутся проигравшие битву за двадцать два года до того, как она началась.

Она должна быть в порядке - впервые за много лет.

Но почему-то ей кажется, что еще никогда она не чувствовала себя настолько сломленной и потерянной.
_________________________________________________

@настроение: о моя скорбь

@темы: грезящая

---

В болотной тине

Да, теперь это точно традиция

Не знаю, почему началась еще и эта зарисовка, но почему бы не бросить ее тут, верно? Так или иначе, все мы играем по правилам этого мира, мухлюя или нет, но уйти от самой основы нельзя, я полагаю. В любом случае - порой надо просто упасть в темноту и ждать, что будет дальше.
Will we fade away from this world
With no hope to hold onto?

Мир, как и всегда неизбывно сложен - она не умеет и не любит разгадывать его бесконечные шарады, и если бы он не вынуждал ее играть, не делала бы этого. Но она должна. Так делают все люди, просто им это почему-то дается гораздо проще, чем ей - может, у них есть какая-то книга насчет этого?

Она не задает этого вопроса.
Она слишком боится узнать ответ.

Она всегда обращает все в шутку, превращает страхи в смешные истории, и они глупо тыкаются в стены на костылях, что она им подарила. На одном написано «забавно», а на другом - «весело». Наверное, на ее лице всегда замирает бесконечное «правда?», но она не хочет этого знать. Она смеется, и с ее лица редко сходит улыбка, она бросает в воздух шутки - не размышляя, отчаянно заглушая крики смехом.

Если бы внутри нее жил ребенок, он бы давно воткнул ей нож в спину.

Она смывает остатки смеха с лица, и они уходят глубоко в канализацию. В канализации живет жуткий клоун, паук, обитающий среди мертвых огней - и она могла бы стать Эдди Коркорэном этой истории, маленьким неудачником, которому не повезло оказаться возле Канала и увидеть своего мертвого брата; потом ее бы утащили под мост, в воду, со сломанной шеей, и эта мысль не вызывает в ней страха.

Она думает о том, что у нее нет мертвых братьев - только мертвые коты, тел которых она не видела, и в голову ей лезут мысли одна другой страшнее. Она замирает на несколько долгих минут, невидящим взглядом рассматривая в зеркале далекие миры, полные страданий и отчаяния, в которых нет ни крика - только бестрепетная безликая тишина, ломающая дух и давящая на уши. За этими мирами она не видит себя - дурную девчонку с детским лицом, не особенно красивым и не особенно даже милым - и это единственный вариант, как она может смотреть на себя.

Миры стукаются друг об друга, как елочные шарики, рассыпаются с тихим звоном, и она вздрагивает. Наспех протирает лицо. Она слишком часто выпадает из этого мира, а болото не дремлет; и она бы даже приняла его: что может быть лучше той холодной пустоты, которая охватывает ее на зыбком илистом дне? Она тонула так часто, что прекрасно знает, что нужно делать.

Проблема в том, что болото - такой же предатель. Оно оставляет ее - оглушенную и напуганную - в суете и криках этого мира, когда она не ждет этого, когда не хочет, и остается только тяжело дышать и кусать себя за кулак, потому что страх слишком силен. Она не верит предателю и гонит его от себя, пока шарады не становятся слишком сложны, а пальцы чересчур холодны - тогда она приходит сама, топит себя, стискивая зубы, загоняет себя в угол.

Потом даже болото отвернется от нее. Но она заберет что ей нужно. Неважно, когда. Главное, что по своей воле.
_________________________________________________

@настроение: о моя скорбь

@темы: грезящая

---

Чай и слезы

О, неужели снова?..

Это становится почти традицией (ой да, назови традицией то, что ты сделала дважды), но я снова оставляю здесь полуночные личные вещи и думаю... о, если бы я еще о чем-то думала. Однако пусть эти вещи пока лежат здесь - может, уйдут куда-то еще. Не знаю.

Я полагаю, всем нам нужно порой переставать пить чай и, наконец, подняться с кафельного пола. Не факт, что кто-то попадает в такую же дрянь так же часто, как я, но все-таки.
It cannot be a lie
If no-one hears.

Чай раздражающе горячий - а когда остынет, станет раздражающе холодным. Искусство в том, чтобы поймать настоящий момент, но в ее позвоночнике давно поселились злобные черви тревоги, и она пьет, не ощущая вкуса, но чувствуя температуру.

В ее голове - сотни других людей и искры других миров, в ее теле - свернувшиеся в кольца аскариды-страхи, а в ее пальцах - чашка чая. Раздражающе горячего.

Мир похож на что-то нереальное - то, что в книгах, реальнее во сто крат. Но этот мир - тот, в котором ей предстоит жить еще достаточно лет. Или пару дней. Здесь ей предстоит говорить, рассказывать, смеяться и искать - изредка находить, и чаще промахиваться.

Как сейчас.

Она помнит: да, конечно, время стирает острые грани, размывает границы, успокаивает страхи. Так говорят. Очень часто. Еще говорят - если ты хочешь, то ты найдешь причины, а если не хочешь, найдешь отговорки, но обычно не хотят слушать причин, по которым она не хочет. Еще говорят - подумай, а будет ли это важно через год или десять лет?

И никто не говорит, что же делать, если ответ «да».

От чая начинает тошнить. Он на вкус такой же блеклый, как и на запах, и она знает, что это только ее вина. Когда-то она умела находить все в мелочах, когда-то она была счастлива, и за ее спиной воздвигалась каменная стена, на которой она строила свой уютный мирок, крепила к скале свое ласточкино гнездо.

Говорят, что птицы гораздо вернее людей, и говорят о лебедях, и...

К черту.

Никто не говорит о том, что она могла бы услышать - никто не произносит вслух то, о чем она догадывается. Она крутит в руках столовый нож, сглатывая от острого страха грядущей крови, она откладывает его на потом - чтобы вернуться к нему в своих мыслях, чтобы в душе прожить никогда не наступающие моменты и чувства: алое на коже, разрезы, шрамы, бинты и бесконечные прятки. У нее этого не будет...

Наверное.

Никто не говорит, что делать, если ответ на самый главный вопрос «да», и прекрасные сказки не учат тому, как же жить, когда твой мир осыпается подобное песочному замку, и нет шанса построить новый, потому что солнце уже опускается в воды, небо чернеет, и тебе пора уходить. Об этом не говорят.

Чай все такой же раздражающе горячий.

Она отставляет его в сторону - скоро он остынет, и она выльет его, как выливала уже несколько раз, даже не притронувшись - и подходит к зеркалу в ванной. Она не любит этого делать - она не любит свое тело, совсем чужое и нелепое, неправильное, такое не-ее, что становится тошно на душе - но эту рану нужно расковырять снова, пока в ней не зародился черно-ядовитый гной. Потом будет хуже. Ей ли не знать.

Ее красные волосы - единственное в этом теле, что точно принадлежит ей. Отчаянный мазок, чтобы заставить себя поверить. Отчаянный вопль, чтобы заставить увидеть себя самой и не отворачиваться от всех стекол поблизости.

Она смотрит в зеркало и не отворачивается.
Она заставляет себя рыдать, впиваясь злыми словами в самые глубокие раны: снова и снова, пока не станет погано, пока не захочется умереть, потому что только так есть шанс выплыть из болота, сомкнувшего гнилые воды над ее головой. В ушах шумит - она не знает, от плача или от воды. Она не знает, есть ли на самом деле разница.

Болото, кажется, расходится в стороны. Она трогает свои волосы, гладит их - они раздражающе чистые, не опутанные тиной. Ожидаемо. Нож лежит на кухне, и у нее нет сил встать с кафеля - а если бы были, не хватило бы смелости. Ей всегда ее не хватает.

А еще на кухонном столе стоит чай - уже наверняка омерзительно холодный - и его надо вылить, и помыть чашку, и поставить ее аккуратно, потому что если и есть то, о чем говорят, так это о том, что надо быть аккуратным.

Слезы на вкус гораздо ярче любого чая. Кровь, думает она, и вполовину не такая. Голова болит. Мир впивается холодом в ноги - вгрызается своей реальностью, от которой не убежать, не сейчас, когда у нее нет сил встать - и скалится ей в лицо: я не убью тебя, нет, только ты можешь это сделать. Слишком трусливая, слишком глупая, никчемная девочка, у которой не хватит духу.

Она умывается, натягивает рукава на холодные мокрые ладони.

И идет на кухню.
Выливать чай.
________________________________________

@настроение: о моя скорбь

@темы: грезящая

---

Она пишет письма

Боги, я просто оставлю это здесь.

Если бы мы когда-то говорили в своих письмах то, что по-настоящему думали - может, мир стал бы проще. А люди отчаяннее. Кто знает, на самом деле? Порой нужно просто сказать все, что ты думаешь - и спросить то, что хочешь.

Порой выходит так, что ты ждал, надеялся и верил
But nobody came.

Она пишет письма: бесконечные крики в пустоту, бесконечный вой в метель в надежде на то, что он обернется назад и вспомнит о ней - оставшейся там, позади, в темноте и одиночестве, вроде бы когда-то влюбленную в него неуверенно и трепетно, как девочки влюбляются в мальчиков, которые гладят их по волосам, когда они разобьют коленку.

Она пишет письма.

"Здравствуй, солнышко, знаешь, мне сегодня так страшно - мир будто бы рухнул мне на голову, и я лежала вся в крови своих иллюзий, и мне было страшно встать, но я надеюсь, что с тобой все хорошо береги себя

(пожалуйста, не забывай меня)

Как у тебя дела? Я вдруг подумала, а вдруг я достаю тебя я помню твои слова, я помню, что ты сказал бы

(но ты молчишь так давно)

Но мне все равно тревожно.
Пока."

Она пишет письма: взахлеб и по любому поводу; одна нить кошмаров ведет к другой. Слезы размывают буквы, и ей хочется кричать, кричать и кричать - только бы перестать рыдать, как маленькой и беспомощной дурочке, которую несправедливо ударили, только бы перестать чувствовать себя ребенком - слабым и никчемным, годным только на слезы.

Ее письма ломаются на середине строки, потому что мысль теряется среди других, смутных и тревожных

(он ненавидит меня он ненавидит меня)

И тает, как лед под летним солнцем. Она хотела бы увидеть солнце посреди этой серой пустоты, в которой ее в очередной раз загнал страх - острый и резкий, как укол в больнице - но перед ее глазами только белое поле, на котором она пишет черными буквами.

"Привет, ты представляешь, сегодня я видела собаку, черную с золотыми глазами. Она была похожа на что-то сказочное, и мне хотелось погладить ее, но она от меня шарахнулась. Когда-то мне казалось, что я хорошо лажу с животными, когда-то я считала, что могу поладить с кем угодно - но, наверное, эти времена давно прошли. А ты хорошо ладишь с животными?

(пожалуйста прочти)

Я думаю, что тебе подошла бы кошка, гордая и шипящая, и вы бы шипели друг на друга. Забавно, правда? Извини, если я обидела тебя

(могла бы я поладить с тобой по-настоящему?)

Надеюсь, ты бережешь себя и не выматываешься часто. Спокойной ночи.
Пока."

Она лежит с широко распахнутыми глазами и старается убедить себя, что если она плачет без всхлипов, то это не считается и похоже на то, как плачут сильные и могущественные герои - те самые, что способны победить зло, но так неуверенны в себе, когда речь заходит о ком-то, кто им так близок, что это уже неловко.

Ей до одури нужен кот. Она помнит, как плакала, уткнувшись в шерсть, и как становилось легче. Но сейчас она в одиночестве, и мир уходит у нее из-под ног - остается только страх, от которого не сбежать и не скрыться. Она пишет письма, потому что боится тех, от кого может получить ответ - и узнать, что страх должен быть вечен, если только ей не хватит храбрости умереть.

Она пишет, не разбирая формулировок и не исправляя текст.

Она пишет: "привет, прости, что тебе не писала. Столько дел. Представляешь, на работе произошел забавный случай

(прошу ответь)

И я смеюсь даже сейчас, просто вспоминая о нем

(я плачу и мне так страшно боги)

Как проходит твоя работа? Бывают ли у тебя забавные случаи? Давно ли был последний? Извини, если задаю слишком много вопросов. Я надеюсь, мое сообщение заставит тебя улыбнуться. Доброй ночи - или доброго утра, если ты прочтешь это утром

(если прочтешь хоть когда-нибудь)

И доброго вечера, если прочтешь это вечером.
Пока."

Она пишет письма.

Она пишет письма почти на автомате - ее отчаяние уже успело выцвести и обратится в бледную, изъеденную молью ветошь. Если бы ее тело не лежало так безвольно, у нее бы даже хватило решимости себя изрезать - впервые за всю жизнь - но она не может подняться, и последняя соломинка так часто выскальзывала у нее из рук, что на надежды не остается силы.

Она смотрит на белое-белое поле, на котором было написано так много непрочтенных слов и неуслышанных страхов; на вопросы, которые оставались без ответа, на призывы, которые были и будут пустым воззванием. Она не верит в то, что произойдет чудо, и он ответит сейчас - но она смотрит на белое-белое поле, и ей хочется плакать, потому что, кажется, она осталась позади, в темноте и метели.

А он забыл про нее.

@настроение: о моя скорбь

@темы: грезящая

---

Тук-тук-тук, вас тагнули

Итак, прекрасная Retchen Moore тагнула меня на флешмоб второй раз - но уже с другой ГГ, которая, как и водится, живет где-то в моей голове и только планирует вылезать на буквы и строки.

Я полагаю, я исчерпала себя и тагнуть мне больше некого...

Штож, вот она - Луэллиан Грен. Человек, следопыт, хаотично-нейтральная, ГГ ОК первого Невервинтера, плюс-минус Героиня Невервинтера, "носатая миледь" для Томи Весельчака, постоянного напарника в ехидных пикировках и кровавых боях. Восемь фактов, может, будет даже чуть больше - что-то впоследствии в драбблах всплывет, что-то останется здесь, а что-то может оказаться ложным концептом. Следите за руками!

1) Многие привычки Луэллиан родом из ее долгого, длиной почти во всю жизнь, кочевья с бродячим цирком: с пяти и до девятнадцати лет. Так что она может уснуть в качку, приготовить обед из того, что найдет и развести костер в походных условиях, если уж совсем припрет - но в цирке за костры отвечала все-таки не она.
2) Луэллиан не помнит свой родной дом: по сути, все ее воспоминания начинаются и заканчиваются на ощущении постоянного голода и картинках вечно болеющей матери. Она точно помнит, что сбежала из дома тогда, когда услышала, что мать не дышит, но до сих пор не уверена, была ли она по-настоящему мертва или ей показалось. Но долгое время ее это уже не беспокоит
3) Луэллиан попала в цирк, когда он проезжал через деревню, а в ее детской голове как-то сложилось, что вместе с цирком она доберется до Торговца Чудесами и попросит у него свою маму обратно. Зареванную и голодную, ее нашли в одной из повозок, возможности узнать название деревни и вернуть девочку не было, да и возвращаться цирку резона не было тоже. Девочка была красивой, так что ее посчитали удобной для цирка и оставили
4) У Луэллиан нет расовых предрассудков в отношении орков, потому что ее едва ли не приемным отцом в цирке был орк, исполняющий роль силача, но при этом она не доверяет эльфам, потому что считает их чудными, непонятными и себе на уме
5) По мере взросления Луэллиан все лучше пользовалась своей красотой, так что со временем ее брали торговаться. Из этого выросло почитание Ваукин; Луэллиан все еще хранит свою первую выторгованную монету - потом она проделала в ней дырку и теперь носит на шнурке, намотанном на запястье, не снимая
6) Луэллиан в цирке была метателем ножей и дрессировщиком - вторую роль получила, когда начала невольно разговаривать с животными. Вообще она метает едва ли не все, что попадется под руку - ее основное оружие два кукри, и она их периодически швыряет. Долгое время стреляла из лука, но после резни в Академии через силу заставляла себя брать его в руки, потому что остались очень неприятные воспоминания
7) Луэллиан неплохо устанавливает связь с животными на низком уровне, но полноценная телепатия и обмен образами даются ей очень тяжело - откат вплоть до мигреней. Поэтому она таким не занимается, да и животное-спутника не завела
8) У Луэллиан и Тени была своя история взаимоотношений, которая закончилась не очень красиво. А потом произошло нападение на Академию, и возможность как-то разобраться была навсегда утеряна.
9) Как-то раз Луэллиан в подростковом бунтарском возрасте напилась перед выступлением, и хозяин цирка в назидание поставил в качестве мишени для метания ножей ее наставника орка. Зрители не заметили, но она несколько раз его поцарапала. После выступления слезно перед ним извинялась и клялась, что больше такого не повторится
10) Попадание Луэллиан в Академию - сугубо стечение обстоятельств и любопытства, причем не только с ее стороны.
11) Луэллиан привыкла очень старательно за собой ухаживать - чума в Невервинтере выкосила кучу возможностей для этого, из-за чего она была крайне раздосадована - но с того момента, как ей пришлось выйти из уютной и безопасной Академии, она отказалась от многого, не пользуясь, даже когда у нее были возможности
12) Всю неделю до новой встречи с Арибет и Фентиком в Зале Справедливости Луэллиан провела безвылазно в гостинице, отходя от шока. Так что пришла уже во вменяемом состоянии, не в пример той истерике, которую она едва не закатила во время резни

(да, я сменила картинку, что вы мне сделаете)

---

Флешмоб!

Итак, меня осалила Annet Vendhelm, так что я продолжаю флешмоб с написанием фактов о своих персонажах (или персонаже), отчаянно придумывая, кого бы осалить еще.

 Tintael,
 Annet Vendhelm,
 stasysilence,
 Alenari72,

Творите во имя Циринишада! Хоть бы нам такую дрянь читать не довелось!

А теперь — факты об Ирви Нэльтайн, ГГ фанфика "Безумие. Россыпь осколков":

1) Ирви — квартеронка: отец полуэльф, мать человек. Мать у нее была на редкость спокойно-улыбчивая, что создавало довольно серьезный контраст с ее довольно эмоциональным и резким отцом. Ирви больше похожа на отца с его метаниями, ощущением, что он ничего не может сделать и общим слабым спасброском на волю. Отчасти ее можно охарактеризовать как человека без стержня, без чего-то, что может позволить ей твердо стоять на ногах.

2) Ирви ненавидит ближний бой и предпочитает лук/арбалет, коротким мечом пользуется только в том случае, если избежать этого никак нельзя, но чуть лучше относится к битве против негуманоидов. Как говорил Геральт из Ривии: "легко говорить себе, мол, не я убила его, не я, а стрела. но стреле ничего не снится по ночам. пусть и тебе ничего не снится". Первого гуманоида она убила в Западной Гавани в ночь нападения и с тех пор терпеть не может дуэргаров. Вероятно, если бы Ирви встретила дружелюбного дуэргара, она держалась бы от него как можно дальше и не заговаривала бы вообще. Если бы он дал ей повод напасть - напала бы первой, но издалека.

3) Ирви долгое время испытывала искренний и едва ли не священный трепет перед эльфами, начиная с отца и заканчивая рандомным торговцем в Доках. В ее глазах, зашоренных довольно деревенским мировоззрением до определенного момента, эльфы все прекрасны, нездешни и удивительны. Нелюдимый Дэйгун и Элани, прекрасная и способная через грязь пройти, не запачкавшись, проблему откровенно не решали. Делу помог только Сэнд, который как-то заявил, что кишки и эльфа, и человека намотают на клинок, если в голове ничего нет.

4) Ирви хорошо помнит свою мать Эсмерель, потому что Эсмерель пришла в Западную Гавань вместе с ней, когда Ирви было почти пять лет. Соответственно, Ирви неплохо помнит смерть Эсмерель, что не помогает ее психическому здоровью. В первый год после нападения на Западную Гавань Дэйгун постоянно шарахался по Топям, потому что не мог видеть свой дом; как следствие — довольно часто Ирви оставалась одна, порой ее забирала к себе Ива Моссфелд, мечтавшая о дочери. Ива умерла от неудачных родов, после чего Моссфелды стали Ирви сторониться, а потом задирать наравне с Бивилом и Эми.

5) В связи с пунктом 4 Ирви очень не любила Ярмарку Жатвы, как, впрочем, и большие скопления людей. В судьбоносный год она пошла на нее только потому, что проиграла довольно крупный спор Эми (если бы Ирви выиграла, Эми должна была принести ей свитки Тармаса третьего уровня) и ходила затюканная весь праздник.

6) Ирви не умеет творить магию, но у нее получается читать свитки и пользоваться магическими палочками. Она очень долгое время пыталась научиться, но в итоге бросила и ушла в плуты. Много позднее она научилась со свитками зачаровывать палочки и радовалась этому как ребенок.

7) В силу своей личности Ирви очень часто хотела просто исчезнуть и никогда не существовать, вплоть до того, что от момента встречи с Келгаром до кладбища около форта Локе ходила почти как сомнамбула и воображала себя спасшейся Эми, думая о том, что Ирви Нэльтайн погибла. Получила на кладбище клинок в тело, впоследствии шрам, и такой дрянью старалась больше не страдать.

8) Ирви очень неловка в социальных взаимодействиях, а после событий основной кампании и потери меча Гит все только усугубилось. Однако освободившись от влияния клинка, Ирви едва ли не впервые в жизни начала ощущать себя собой - вероятно в качестве отката от того, что на некоторое время потеряла свою личность, будучи Сердцем Меча. Впрочем, долго это прояснение рассудка не продлилось и, вернувшись в Крепость, Ирви начала бродить по ночам, а потом и покончила с собой.

9) Ирви мертва, но все еще действует достаточно осознанно и является чем-то большим, чем воспоминания персонажей о ней.

10) Ирви очень сильно склонна идеализировать окружающих, а потом видеть в них слабые стороны и разочаровываться, потому и старается не идти ни с кем на близкий контакт, хотя очень тепло относится к спутникам ОК, особенно к Шандре. При этом сама себя она чувствует едва ли не найденной на свалке. Сознание Сердца Меча освободило ее от многих жизненных принципов, придало уверенности и чувства силы. Можно сказать, что Ирви была бы не прочь остаться им и так умереть.

11) У Ирви фамилия матери, потому что у отца фамилии просто не было, а выдумывать ее он не хотел.

---

Что сказать...
Приветствую! Рада, что зашли сюда, правда - мне очень приятно.
Вот я и на дайри пришла
До свидания))
P. S. Я знаю: фразы между собой никак не связаны. У меня бывают такие приступы косноязычия, когда я ничего из себя выдавить не могу. Не обессудьте!